Почитаемые деревья и священные рощи Гатчинского района
Архив сведений по сакральным и мифологическим местам Ленинградской области приносит первые результатыДанная статья является первой пробной работой, выполненной в 2016 году, и основанной на концепции порайонной систематизации данных из собранного автором Архива сведений по сакральным и мифологическим местам Ленинградской области (на сентябрь 2022 г. состоящего из V томов, включающих 664 упоминания). В порядке эксперимента, был выбран район с достаточно большой антропогенной нагрузкой в ХХ веке, где практически нет шансов на сохранение упоминаемых в исследовании объектов. При этом частота имеющихся упоминаний на начало ХХ века указывает на широкую распространенность почитаемых деревьев и священных рощ. Можно сказать, что подобные объекты были практически у каждой деревни. При этом стало очевидным, что к данной же категории можно отнести и известные из фольклора и современных сообщений блудные места, места странных явлений и наблюдений, которые также локализуются в лесах и рощах и могут составлять другую грань того же феномена почитания леса и деревьев.
Проведенная работа показывает простоту и перспективность порайонной систематизации по типам сакральных мест, что, в свою очередь, может облегчить и сделать более обоснованной полевую работу по фиксации современного состояния объектов и мест их расположения, а также, на основании локализованных ландшафтных данных, поиск новых объектов.
В приведенной статье представлены упоминания о девяти местах на территории Гатчинского района Ленинградской области.
Священные деревья: ландшафт и образ
Не будет сильным преувеличением сказать, что в древности на территории Ленинградской области лес был основным элементом ландшафта, с которым взаимодействовал человек. Лесные угодья издревле имели промысловое и хозяйственное значение, при этом очевидно, что параллельно хозяйственному освоению древних лесов происходило и их мифологическое осмысление. Лес был не только местом промысла, источником необходимого строительного материала и топлива, пространством, «зарезервированным» для дальнейшего освоения, но также местом проявления различных природных сил, малопонятных человеку явлений. В хозяйственном отношении лес удовлетворял широкому спектру материальных потребностей древних людей, мифологическое освоение и осмысление леса отражало взаимоотношение человека с «изнанкой» леса. Лес в представлении древних был не только обителью могущественных и далеко не всегда дружелюбных человеку духов, но и имел непосредственное отношение к миру ушедших предков. Деревья и рощи были, и остаются сейчас во многих местах, важными составляющими сакральных комплексов.
На многих священных местах широко известны сочетания дерева, камня и источника (Ильеши, Каложицы, Мартышкино и др. [1], холма и рощи (Красные сосны), острова и рощи (Святой остров на Сарозере и др.). В отличие от практически вечных и мало изменяющихся на глазах человека элементов ландшафта неживой природы – камней, холмов, островов и источников, деревья были ближе к человеку, имея вполне обозримый им жизненный цикл. Именно это повлияло на то, что в структуре многих священных мест, деревья стали своеобразными посредниками между человеком и местом. Во многом это отразилось на многочисленных сохранившихся в Ленинградской области обычаях и традициях, связанных с культом предков. Но дерево могло быть не только посредником между миром живых и миром мертвых, человеком и духами леса. Часто деревья являлись своеобразными индикаторами, особенности роста которых указывали человеку на то или иное необычное место. Конечно, нельзя провести четкую границу между этими двумя позициями, так как в реальности они пересекаются, однако с учетом природной и культурной специфики Ленинградской области (и северо-западного региона России в целом), выделение именно этих акцентов, как исходных точек при исследовании культа деревьев и священных рощ, представляется вполне возможным.
Обзор свидетельств о почитаемых деревьях и священных рощах Гатчинского района
Автором этой статьи был собран и обобщен достаточно большой массив сведений о природных культовых объектах Ленинградской области – камнях, источниках, холмах, рощах и деревьях. Последние представляют собой весьма специфический срез взаимодействия человека с окружающим миром. На территории Ленобласти можно увидеть разные проявления особого отношения человека с деревьями. Так в восточных районах можно встретить такое явление как карсикко – древний финно-угорский обычай метить деревья отрезая ветки и оставляя на них иные метки [2]. В западных районах и на Карельском перешейке еще не так давно, в первой половине ХХ века, была распространена традиция вырезать на располагающихся в особых местах или внешне выделяющихся деревьях кресты.
По всей Ижорской возвышенности были известны священные рощи. О священных рощах в этих местах упоминал еще в XVI веке в своей грамоте новгородский архимандрит Макарий: «Суть же скверные мольбища их лес, и камение, и реки, и блата, источники, и горы, и холми, солнце, и месяц, и звезды, и озера, и проста рощи всей твари поклоняхуся яко богу». Правда, в этом сообщении нет четкой географической привязки перечисленных объектов. Другая упоминаемая в письменных источниках священная роща на Ижорской возвышенности, Уккола, существовала вплоть до конца XVIII века [3]. Довольно часто, если не священными, то явно особыми считались рощи на древних жальниках. Обычно, выросшие на древних могильниках деревья запрещалось рубить, и даже собирать их опавшие ветки. На общем фоне упоминаний о священных рощах и деревьях отдельный интерес представляет рассмотрение ряда свидетельств о священных рощах и деревьях, располагавшихся на территории современного Гатчинского района. Эти свидетельства были зафиксированы в начале ХХ века, таким образом, их можно назвать одними из самых поздних для нашего края. Географическое распределение данных сообщений вряд ли можно считать полным, скорее всего подобные объекты были распространены гораздо шире, но о большинстве их не сохранилось каких-либо упоминаний и они были утрачены в ХХ веке.
Наиболее любопытное и информативное свидетельство касается «Никкасийской сосны», некогда стоявшей у современной деревни Вярлево: «В деревне Никкаси» прихода Венйоки (Славянка), как и в других местах Ингерманландии есть свое священное дерево – «Никкасийская сосна», «крест-сосна», у подножия которой собирался народ, молился и приносил жертвы. Вероятно, и до сих пор люди тайно приходят к дереву искать помощи и защиты. Словно зоркий страж и властитель бескрайней плодородной равнины возвышается священная сосна. Это могучее дерево около 3 метров в обхвате высоко вздымает раздвоенный ствол, опираясь на свои все еще мощные корни. И даже самые свирепые бури не смогли поколебать его. Когда-то злые люди пытались обрушить святое дерево, но топор так и не взял его крепкого ствола. Дух-оберегатель и владыка защитил своё дерево. Всем известно, что в корнях дерева сокрыто сокровище. В ночь на Юханнус дух обычно чистит свой клад, и если случается быть поблизости, то видно, как у самого комля священной сосны, беспокойно трепеща, разгорается огонёк. А иногда видели, как облаченный в белые одежды дух-хранитель появляется в человеческом образе» [4].
Можно отметить упоминание о том, что священное дерево было «крест-сосной», т.е. деревом с вырезанным изображением креста. Данная традиция существовала еще относительно недавно и на Карельском перешейке. Заслуживает внимания также упоминание о «явлении» духа-хранителя дерева в виде огонька или призрака. Подобные сюжеты также широко распространены в фольклоре, связанном с почитаемыми деревьями по всей Европе. В близлежащих деревнях Кобралово, Пудомяги и Вяхтелево также сохранились упоминания о священных деревьях, что может свидетельствовать о широком распространении особого отношения к отдельным выделяющимся деревьям в этом районе: «В приходе Венйоки есть и еще одно священное дерево – в деревне Пуккила (совр. Кобралово), на берегу реки. Когда-то туда приносили дары и жертвы, и до наших дней дерева побаиваются и считают его святым. С дерева нельзя взять ни одной веточки, ни одного листочка. Некогда один невежда нарвал с него листьев, так ночью к нему явился дух дерева и, нагнав страху, отобрал добычу. А другой мужик в гордыне своей вознамерился срубить дерево и ударил по стволу топором. Но лесоруб тут же почувствовал себя больным – это дух-хранитель «наградил» его такой болезнью, что голова сразу облысела» [5]. В книге М. Хаавио упоминается, что священным деревом у д. Кобралово был вяз. «В деревне Патамяки (совр. Пудомяги) предметом поклонения служил «рисойньекка» – огромный куст крыжовника на краю небольшого водоема, выбранный духом для местообитания» [5]. «В деревне Хантсула (совр. Танилово, часть д. Вяхтелево), тоже была «крест-сосна», которую называли «сосна Хантсулы» и истово её поклонялись. Однажды несмышленые мальчишки разложили у корней костерок и слегка опалили дерево. Дух дерева так разгневался, что наслал на поджигателей болезнь, от которой они слегли и умерли» [5].
Для всех сообщений подобного рода является стандартным упоминание о духах-хранителях, живущих в священных деревьях, и наказании людей, нарушающих их покой. Впрочем, далеко не всегда разрушения подобных священных мест имели последствия. Так, в сообщении о священной роще у д. Березнево нет подобного свидетельства: «На краю деревни Койвула (совр. Березнево) стояла роща величиной примерно в 10 ар с дубами, липами, ясенями и орешниками, которая называлась святой рощей; на рубеже столетий она была разрушена и перепахана. Какой культ отправляли в этой роще, останется тайной навеки» [6].
Ряд свидетельств указывает, что особое отношение к деревьям формировалось из-за их внешних особенностей. Так, священными становились отдельно растущие старые деревья, деревья необычной формы: «В Спанккова (совр. Шпаньково) от старых времен была огромная сосна, и называли её «Матроона». Она стояла на большом острове посреди топкого болота, величественное одинокое «дерево праотцев». Окрестный народ служил ей со всем усердием, и финны, и русские приносили в жертву владыке дерева молоко, кашу, хлеб» [7]. «По рассказам старожилов, еще не так давно участок бывшей Ивангородской дороги между Зверинским монастырем и деревней Чаща представлял собой лесную тропу. Где-то на середине этой тропы стояла и служила приметой для путников старинная ель в несколько обхватов, которую местные жители очень почитали, считая её памятником времен Ивана Грозного. Ель была обнесена изгородью, а место, где она стояла, называлось Толстая Ёлка. Где-то после войны в эту ель попала молния, и она наполовину сгорела. Ну а сейчас на месте Толстой Ёлки уже непроходимый лес» [8].
В некоторых случаях вплоть до последнего времени сохранялись упоминания о праздниках, справляемых в особых местах в лесах, например, одно такое упоминание, связанное с д. Лузики, было зафиксировано автором: «Недалеко в лесу была Дедова поляна, где собирались по весне, праздновали какой-то праздник, какой – точно уже никто не помнит» [9]. Тут также интересно отметить, что название поляны Дедовой в топонимике Ижорской возвышенности не одиноко – здесь есть несколько возвышенностей, называемых Дедова гора и Дед-камень. Может быть, эти топонимы происходят от связанных с Укко, известным богом-громовником финно-угорской мифологии, часто представляющимся в образе старика? Топонимы, связанные с Укко, также известны в наших краях – священная роща Уккола, камень Уккокиви на горе Кирхгоф.
Однако не только внешне выделяющиеся признаки являлись поводом для почитания деревьев и рощ, и сейчас можно встретить упоминания о рощах и лесах, не являющихся священными, но вокруг которых, тем не менее, формировались своя мифология, суеверия и былички. В качестве примера можно привести лес у д. Кастино:
«… пошёл в хорошо мне знакомый Кастинский лес за грибами, хорошим, солнечным днём начала сентября. Сразу хочу обратить внимание на два момента. Во-первых к Кастинскому лесу всегда было какое-то особое отношение, там возникали какие-то особенные ощущения и ассоциации, каких я не испытывал больше нигде. Во-вторых я пошёл днём, а не утром, как делали и рекомендовали всегда старожилы. И вот я набрал полную корзину чёрных груздей, пришлось даже набрать в завязанную узлом куртку и кепку. Я набираю и потихоньку иду (как я думал) к Лузикам. Иду-иду, давно должен придти уже (расстояния в таких лесных походах определяются мышечным чувством, а не километрами). Постоянно попадаются какие-то заросли и много бурелома (которых не должно там было быть) и мне приходится всё это обходить и крутиться. Но я спокоен, уверен, что и с закрытыми глазами смогу выйти, куда захочу. И вот, когда по моему «мышечному чувству» я отмахал раза в три больше, чем мне оставалось до Лузиков, я попадаю на Кастинское поле (в противоположном направлении!) причём гораздо правее Кастино, где никто никогда не ходит и грибов не собирает. А я уже подустал, я рассчитывал на выход в Лузики. Но я без передыха, ругая свою навигацию, полным ходом беру обратный курс. Иду очень быстро, уверенно (ну теперь-то точно знаю куда). И опять иду, стараюсь не кружить, а ломлюсь через заросли и завалы. Должен уже 2 раза до дома дойти (по «мышечному чувству»), а всё лес и нет просвета. Где же Лузики? И вот я уже сбросил лишние грибы, оставил корзину и чуть не бегом... И опять Кастинское поле! Ну тут уж я в азарт вошёл и опять быстрым-быстрым шагом попёр. И так несколько раз! Вышел только к сумеркам» [10].
В этом описании любопытно не столько описание «блудного леса», таких сюжетов достаточно много фиксируют этнографы, сколько свидетельство о том, что в этот лес ходили утром, но не днем. Но наиболее любопытным является следующее упоминание об этом же месте: «Там в начале 20 века тоже человек кружил-кружил да и вышел к шведской мызе 17 века. И своими глазами, потрясенный, видел там шведских гренадеров с мушкетами... Хотя до этого случая он историей не особенно интересовался и о тех подробностях быта, которые там увидел, прочитал позже. И тоже еле-еле вышел из «хорошо знакомого леса». Вот такие Ингерманландские леса. Я думаю, что в Кастинском лесу были участки того, «коренного» леса, не выжженного и не выкорчеванного. Те ели мне показывал сосед Женя Тойвонен. А теперь уже нет Кастинского леса...» [10].
Завершая данный небольшой обзор свидетельств, можно отметить, что на территории современного Гатчинского района сохранились упоминания о шести почитаемых деревьях (дд. Вярлево, Кобралово, Пудомяги, Вяхтелево, Шпаньково, Чаща), одной священной роще (д. Березнево), одном неидентифицированном культовом месте (д. Лузики) и одном «блудном лесе» (д. Кастино). Среди почитаемых деревьев упоминаются три сосны, одна ель, один крыжовник и один вяз, в священной роще были представлены разные виды деревьев. Вполне возможно, что данный перечень далеко не полный и автор будет благодарен за любые дополнения и уточнения.
Все рассмотренные выше упоминания подчеркивают не только общую мифологическую специфику отношения к отдельным деревьям и рощам, издревле присущую человеку, но и актуальность подобных представлений и интерпретаций и в наше время. Очевидно одно, покуда человек будет жить на планете Земля, в его сознании снова и снова будут существовать формы взаимодействия с окружающей природной средой, и в первую очередь это будет выражено в фольклоре, связанном как с лесом, так и с отдельными деревьями.
Источники
1. Мизин В. Забытые священные и мифологические места Ингерманландии. СПб.: ЦСКН, 2013. С. 8–76, 112–120.
2. Фишман О.М. Жизнь по вере: тихвинские карелы старообрядцы. М.: Индрик, 2003. С. 135.
3. Mizin V., Muhonen T. New field researches and some historical references on sacred cairns of Ingermanland // Muinstutkija. №4. 2015. С. 39–53.
4. Ингерманландия глазами Самули Паулахарью. Велоэкспедиция летом 1911 года. СПб.: Гйоль, 2014. С. 60–61.
5. Там же. С. 61.
6. Хаавио М. Священные рощи Ингерманландии. Хельсинки, 1963. С. 127–128 (пер. Д. Курдюковой, 2010).
7. Ингерманландия глазами Самули Паулахарью. Велоэкспедиция летом 1911 года. СПб.: Гйоль, 2014. С. 66.
8. Топилина Н.А. Георгиевский приход на Оредеже // Очерк истории церковной жизни и краеведения окрестностей поселка Чаща Гатчинского района. СПб.: «Умная книга», 2011. С. 17.
9. Архив автора, запись от А. Данилова, ур. д. Вытти, 2010 г.
10. Архив автора, запись от В. Баронова, информант А. Данилов, ур. д. Вытти, 2014 г.
Опубликовано: Мизин, В. Г. Почитаемые деревья и священные рощи Гатчинского района / В. Г. Мизин // Оредеж. – 2020. – № 17. – С. 209–213.
1
