Дубовые колоды на полесских некрополях: к вопросу об ареале бытования традиции (часть 2)

Продолжение. Начало: Часть 1

Материалы второй половины ХХ – начала ХХI века

После военного лихолетья, прервавшего этнографические исследования, вновь на специфику полесских надгробий было обращено внимание лишь во время изначально диалектологических (с 1962 года), а затем и этнолингвистических (с 1974 по 1991 год) экспедиций, регулярно проводившихся под руководством Н. И. Толстого Институтом славяноведения и балканистики АН СССР, участие в которых принимали также представители многих других вузов, включая белорусские.

В 1973 году на Совещании по Общеславянскому лингвистическому атласу Н. И. Толстой выступил с докладом «Из славянской погребальной лексики», в котором упомянул про распространенную на территории Западного Полесья и примыкающей к ней Северной Волыни «“культуру” надгробных чурбаков», которую условно, в силу наличия различных названий для них, предложил назвать «культурой прихоромов» [45]. Увиденные им в 1963 году надгробия-колоды в д. Ляховичи Дрогичинского района были описаны следующим образом: «...дубовые чурбаки-нарубы были у того места, где обычно стоит могильный крест, несколько подрублены снизу и имели небольшое возвышение над подрубом, так что весь чурбан имел форму ладьи [...]. В некоторых случаях подруба не было, но возвышение оставалось, и его образовывал сильно или слабо отстающий от ствола срез большого ответвления; притом на этом, всегда обращенном кверху срезе иногда находился маленький деревянный крест» [45]. Помимо Ляхович Н. И. Толстой отмечает также наличие данного типа надгробий, известных под названиями наруб, лыжак, прыклад, прихором, еще в девяти населенных пунктах. Это: Валище, Вулька Лавская, Лопатин, Тростянка, Хворосно в Пинском, Спорово в Березовском, Новоселки в Кобринском, Мельники в Ганцевичском и Мыслобож в Ляховичском районах Брестской области. Помимо этого в Жабинковском и Кобринском районах был зафиксирован несколько иной тип надгробий – в виде «доски-плахи», обозначаемые лексемами столы, застолы (например, д. Перки Кобринского района) [45].

Тесно сотрудничавший с московской этнолингвистической школой белорусский историк и лингвист-диалектолог Ф. Д. Климчук, уроженец Дрогичинского района, посвятивший свою жизнь изучению Полесья, также выделял эту характерную для Западного Полесья этнографическую черту в полесской погребальной обрядности: «...кроме крестов здесь имелись надмогильные памятники в виде колод (нарубы, прыхоромы, столы, застолы, прыклады) – в других регионах Белоруссии встречались надмогильные памятники в виде домиков» [16]. В родном для Ф. Д. Климчука селе Симоновичи также имелась эта традиция. Как было отмечено в материалах диалектного словаря, который им составлялся для этого населенного пункта, здесь при похоронах ставили только крест, а на Навского¹² уже клали нарубы – надгробия в виде деревянной колоды с суком, на котором вырезался крест [17]. В разговоре с О. А. Лобачевской Ф. Д. Климчук высказал мнение, что граница между зонами бытования архаичных срубных надгробий-домиков и памятников в виде колод проходила по границе Восточного и Западного Полесья в Лунинецком и Столинском районах [21].

В 1980-х годах во время упомянутых этнолингвистических экспедиций материалы по полесским погребальным обрядам и связанным со смертью верованиям собирала В. Л. Свительская (Конобродская). В 1995 году на эту тему была опубликована ее статья, в которой эти материалы были представлены преимущественно в картографическом виде. В частности интерес представляют карты № 11 (Названия намогильных сооружений) и № 12 (Формы надмогильных сооружений) [35]. В первом случае рассматривались зафиксированные лексемы с корнем руб- и хором-. Во втором отмечены населенные пункты (всего 21 н. п.¹³), где существовала традиция установки надмогильных сооружений в виде домика и в виде бревна. Тема полесских надгробий (разнообразия их форм и названий) была также затронута исследовательницей в вышедшей в 2007 году монографии «Полiський поховальний i поминальнi обряди: Етнолiнгвiстичнi студiї» [18].

В статье, посвященной полесским поверьям о ходячих покойниках, С. М. Толстая упоминает, что в с. Нобель Заречненского района Ровненской обл. было принято класть на могилу знахаря или знахарки колоду длиной с рост умершего с той целью, чтобы покойник «не ходил» после своей смерти. Здесь же, без привязки к поверьям, упоминалось и о том, что колоды и хатки устанавливали на могилах в с. Сварицевичи Дубровицкого района Ровненской обл. [44]. В с. Щедрогор Ратновского района Волынской области была записана быличка о знахаре, который после своей смерти «ходил», посещая свой дом и беспокоя вдову. В качестве одной из принятых мер в этой истории было сказано о том, что поперек могилы около креста накатили «дуба»¹⁴ [44].

Изучением надгробных памятников на территории Беларуси занимался также М. Романюк, белорусский искусствовед и этнограф. В статье 1997 года «Беларускія народныя надмагіллі» Михась Федорович выделил 18 групп традиционных надмогилий, в числе которых оказались также профилированные доски-кресты и столбики, приклады (навалы), нарубы (хаткі, заграды, абрубленыя магілы) [33]. Эту публикацию М. Романюк расценил как первую попытку представить общественности собиравшийся им на протяжении 25 лет эмпирический материал [33]. К сожалению, в том же 1997 году этот исследователь умер. Уже посмертно в 2000 году вышла в свет его монография «Беларускія народныя крыжы», богато иллюстрированная авторскими фотоснимками. Отдельные главы в ней посвящены «прыкладам» (надгробиям из массивных деревянных колод) и «нарубам» (надгробиям-хаткам). По приведенным в книге фотоснимкам можно локализировать места, где автору довелось столкнуться с этими традициями. Фотографии с колодами-прикладами были сделаны во время экспедиций 1989–1990 годов в Денисковичах, Маково и Хотыничах Ганцевичского района, а также в Ясковичах Солигорского [32]. По тексту книги упоминаются также Лунинецкий и Пинский районы [32]. Фотографии с хатками-нарубами, приведенные в этом издании, были выполнены сыном автора – Денисом Романюком – во время экспедиции 1990 года в Кормянском районе [32]. Можно надеяться, что в фотоархиве М. Романюка сохранилось гораздо больше фотоматериалов по традиционным белорусским надгробиям и что со временем они станут также доступны.

В конце 1990-х – начале 2000-х годов появилось несколько публикаций В. Ильенкова, сотрудника газеты «Пинский вестник», в которых рассказывалось о традиции установки колод-нарубов на некрополях Пинского района [10–13]. В центре внимания журналиста оказались нарубы на кладбище в д. Паре. Что интересно, здесь ему посчастливилось зафиксировать довольно редкий фольклорный мотив, связанный с этим типом памятников. Местные старожилы пояснили эту традицию следующим образом: «Так еще при наших отцах делали, чтобы покойники с кладбища домой не возвращались. Привалят “дубом”, и всем спокойно. А то повадятся мертвецы ночами по дворам блуждать, людей до полусмерти пугать...» [10]. В 1999 году Ильенков к числу деревень, где сохранились нарубы, прибавил Плоскинь и Теребень [11], а в 2003 году в статье для книги «Память» по Пинскому району – Бижеревичи и Гривковичи, а также здесь был приведен снимок погребений с колодами из д. Юзефины [13].

В томе книги «Памяць», посвященному Малоритскому району (1998), в разделе «народное зодчество» А. И. Локотко опубликовал информацию, что на кладбищах в Луково и Великорите можно увидеть различные «архаичные мемориальные памятники», в том числе и «колоду-наруб» [30].

В 2001 году был издан посвященный лексике том «Атласа гаворак Бярозаўскага раёна Брэсцкай вобласці» Л. В. Леванцевич, где в картографированном виде был представлен материал, собранный в 83 населенных пунктах Березовского и соседних с ним районов. В программу, по которой производились опросы, был включен пункт «надмогильный памятник в виде колоды». По этому вопросу программы представлены ответы из 42-х населенных пунктов [23]. Так как данные по диалектной лексике собирались по общей сетке, полученная карта-схема по факту отражает лишь знакомство населения с такой этнографической реалией как надгробия-колоды на момент опроса, а также диалектные различия в их номинациях. Далеко не во всех из указанных населенных пунктов имелись собственные некрополи: группа селений в рамках одного прихода могла пользоваться одним кладбищем, даже находящимся на достаточно удаленном расстоянии. Поэтому для решения поставленной в настоящей публикации цели из 42-х было отобрано 23 населенных пункта, располагающих своими кладбищами¹⁵.

В 2004 году вышла статья Г. А. Цыхуна «Полесские нарубы (лингвоэтнический аспект)», в которой была рассмотрена проблема номинации двух типов архаических надгробий. Цыхун Г. предположил, что тип надгробия в виде бревна на Полесье являлся реликтовым и его первичное название было утрачено в связи с «экспансией» на эту территорию другой формы надмогильных сооружений в виде домика с распространением характерных для последнего типа наименований. Возможную реконструкцию первичного названия первого типа надгробных сооружений Г. Цыхун связывает с более глубоким анализом лексемы колода, соотносимой с более архаичной клада¹⁶ [48]. Кроме теоретической части, в данной публикации также упоминаются населенные пункты, где автору довелось лично столкнуться с рассматриваемой традицией, в том числе и в компании Н. И. Толстого, – в д. Ляховичи (Кублик) Дрогичинского района. Колоды-надгробия были описаны им следующим образом: «В полумраке, в тени старых деревьев, рядами лежали массивные дубовые колоды, напоминающие спящих исполинов. При ближайшем знакомстве оказалось, что многие их этих стволов были отесаны со всех сторон с приподнятой верхней частью, чем-то напоминая древние ладьи, что сразу вызвало в памяти южнославянское слово ковчег ‘ладья’, ‘гроб’. Эти ассоциации еще более усиливали выступающие в виде форштевней суки, на которых были вырезаны или прикреплены небольшие крестики» [48].

Надгробия-колоды попали также в поле зрения членов Этноисторического центра «Явар». В личном архиве Л. В. Дучиц¹⁷ оказалось 9 снимков с такими надмогильными памятниками, сделанных ею во время экспедиций 2007–2012 годов в д. Чудин и Хатыничи Ганцевичского района, Богдановка (рис. 20) и Вулька Лунинецкого района в Брестской обл., а также в д. Гатьковщина¹⁸ Оршанского района Витебской обл. Некоторые из этих фотографий были опубликованы в книге «Сакральная геаграфія Беларусі» (2011) [8]. В ней же содержатся упоминания о надмогильных хатках (церамках), которые встречались в деревнях Борки Кличевского и Вьюн Быховского районов Могилевской обл., Гатьковщина Оршанского района Витебской обл. [8].

Рис. 20. Надгробия-колоды на кладбище д. Богдановка Лунинецкого района. Фото Л. Дучиц, 2012 год.

 

В 2009 году была опубликована статья О. А. Лобачевской, посвященная срубным надгробиям восточных районов Витебской области и Могилевского Поднепровья, где была сделана попытка обобщить полевые материалы по этому типу надмогильных памятников в Беларуси. Автор публикации на протяжении нескольких лет, в том числе вместе с членами Этноисторического центра «Явар», занималась целенаправленным обследованием и фотодокументированием сельских кладбищ в Беларуси для выявления архаических типов надгробий, уделяя особое внимание срубным деревянным сооружениям в виде домиков [21]. На основе собранных этнографических материалов и архивных свидетельств исследовательница сделала вывод о распространенности в конце XIX – начале XX века обычая ставить на могилах срубы с двускатной крышей на левобережье Днепра. Наибольшее число данных по этому поводу относится к Оршанскому и Дубровенскому районам Витебской обл., Горецкому и Дрибинскому районам Могилевской обл. Часть сведений относится к правобережью Днепра – некоторым районам Могилевской, Гомельской и Черниговской областей. Единичные примеры относятся к бассейнам рек Западная Двина, Березина, Птичь [21]. В публикации О. А. Лобачевской упоминаются следующие населенные пункты, где были выявлены срубные надгробия-домики или имелись упоминания о существовании таковых в прошлом: Гатьковщина (Оршанский район), Мохначи, Рыбалтово, Чубаково (Дубровенский), Омельно (Пуховичский), Челонец, Хоростов (Солигорский), Волынцево, Горы, Масалыки, Моралевка, Рекотка (Горецкий), Абраимовка, Новое Прибужье (Дрибинский), Борки (Кличевский), Александровка (Славгородский), Кобылино/Рассветная (Гомельский), Велута, Мокрово, Синкевичи (Лунинецкий), а также Семоржа (Монастырщинский район Смоленской обл.); надгробия-колоды – со ссылкой на фотоархив А. К. Сержпутовского в аг. Сава (Горецкий район) [21].

В 2009 году также вышла из печати книга В. Веренича «Полесский архив», под обложкой которой были изданы лингвистические, этнографические и исторические материалы, собиравшиеся автором на протяжении 25 лет во время экспедиций по Беларуси и Украине. Нашлось среди них место и упоминанию о нарубах – отесанных деревянных бревнах на могилах, которые, по сообщению стариков д. Конюхи Пинского района, долго лежали на местном старом кладбище [6].

Исследования традиционных надгробных памятников Полесья в настоящее время ведется и в Украине. Так, с 2005 года этим вопросом на территории Северной Волыни (точнее, Ровненщины) занимается О. Нагорнюк, научный сотрудник Ровненского областного краеведческого музея. По его данным, надгробия-хатки были распространены на всей территории Полесья до 40-х годов ХХ в., в то время как надмогильные колоды известны только в западной части исследуемого региона, начиная от междуречья Случи и Горыни и далее на северо-запад в направлении Пинска [27]. По опубликованному содержанию фотоархива О. Нагорнюка возможно локализировать отдельные факты фиксации следующих типов надгробий. Надгробия колоды: Вовчицы, Неньковичи (Заречненский район), Зелень, Кривица (Дубровицкий), Трискини (Сарненский) в Ровненской обл., Хрисо (Березовский), Боричевичи, Паре (Пинский) в Брестской обл. Надгробия-хатки: Зелень (Дубровицкий район), Сновидовичи (Рокитновский), Карасин (Сарненский) в Ровненской обл. [26]. В публикации этого же автора 2009 года вдобавок упоминается, что в с. Вичевка Заречненского района устанавливались на могилах колоды и хатки, на кладбищах в Неньковичах и Приветовке того же района сохранились еще надгробия-колоды, а надгробия-хатки – только в с. Зелень, кроме того, в с. Кривица Дубровицкого района зафиксирован особый вид надгробий – «колода-желоб» [28].

В качестве отдельного типа источников здесь можно привести также диалектологические материалы, представленные в виде словарей и отдельных публикаций. В словарных статьях, относящихся к названиям надмогильных памятников, зачастую указываются и конкретные населенные пункты, в которых была зафиксирована описываемая реалия традиционной культуры, что также дает материал для картографирования исследуемой традиции:

• Прыклад, прыклат – надмогильный памятник: «Прыклат клалі, бы буткі, а патом на магілу клалі брус, называлі прыклат – плашчачок на чатыры канты, і кладуць удоўж магілы, і ставяць маленькага крыжыка» (Денисковичи, Ганцевичский район Брестской обл.); «На магілу клалі прыклад, дліна, як гроп, чатырохкантовы, зверху акругляюць канцы і далатом выдоўбвалі крыжыка» (Дарево, Ляховичский район Брестской обл.) [40].
• Прыклад – надмогильный деревянный памятник в виде бревна: «У нас на магілках е багато прыкладаў» (Бол. Круговичи, Ганцевичский район Брестской обл.) [46].
• Прыклад – надмогильный памятник в виде бревна: «Як поховають мырца, то до году ставылы крыжа і клалы прыклада уздоўж на могілу, а як до году ны положыш, то ны клалы вжэ до трох» (Чухово, Пинский район Брестской обл.) [34].
• «Як поховають, посля клалы колоду дубову, прыкладалы ею і ставылы крэста. Гэто було аж до Покровы, т. е. пэрэд 14-ого октябра, ставылы ейі дэто 10-ого октябра а посля нэ ставылы» (Вяз, Пинский район Брестской обл.) [49].
• Приклад – дубовая колода, которую кладут на могилу: «Дубова колода, приклад. Поўтора метра [длиной], можэ дажэ пеист [50] на пеист толшыны. Некоторые [кладут на могилу камень]» (Радчицк, Столинский район Брестской обл.) [25].
• Церамок – маленький деревянный домик на могиле (Вейно, Сенненский район Витебской обл.) [15].

Отдельные упоминания о надгробиях-колодах встречаются также в современной польской литературе краеведческого характера и фотоальбомах, относящихся к полесскому региону. В книге польского биолога, путешественника и краеведа Г. Ронковского «Чары Полесья» (2001) описываются приклады, сохранившиеся на сельских некрополях в Маково и Хотыничи (Ганцевичский район Брестской обл.): «Приклады – это некогда типичные для полесских кладбищ надгробия в форме грубых или примитивно обработанных деревянных колод, уложенных на могилах. Изготавливали их из наиболее прочных видов деревьев: дуба, либо смолистой сосны. Попадаются колоды с круглым сечением, прямоугольным или шестиугольным, и даже такие, где оставлена торчащая вверх часть одного из сучьев. Колоды эти всегда имеют размер пропорциональный росту погребенного человека. Они лежат непосредственно на могиле или же, чаще всего, на двух деревянных поперечинах. Надмогильные кресты устанавливаются либо около приклада, у головы покойника, либо вбиваются непосредственно в колоду» [70]. В 2009 году в Познани был издан фотоальбом польского путешественника и фотографа К. Хейке «Полесье», где также от внимания автора не ускользнули и полесские кладбища с деревянными надгробиями-колодами. В частности здесь указано, что нарубы можно до сих пор еще встретить в Кричевичах (очевидно, село в Ковельском районе Волынской обл.) [59], а также в альбоме были размещены фотоснимки с нарубами на кладбищах в Ласицке Пинского, Городной и Колодном Столинского районов [59].

Анализ

Собранные источники, представляющие собой этнографические, краеведческие, этнолингвистические и диалектологические материалы, позволили составить выборку из 161 географического пункта для последующего картографирования, которые представлены на приведенной ниже карте-схеме (рис. 21).

Рис. 21. Карта-схема территориального распределения различных типов архаичных надгробий, составленная на основе проанализированных источников.

 

Представленная карта подтверждает неоднократно озвученное рядом исследователей мнение, что традиция установки на могилах надгробий-колод преимущественно свойственна территории Западного Полесья. Основной ареал распространения этого обычая покрывает бóльшую часть Брестской области, затрагивая также южные районы Минской и восточные Гомельской областей. На территории Украины – это северные части Ровненской и, в меньшей степени, Волынской областей. Обнаруженные среди литературного наследия Ю. И. Крашевского упоминания о подобных надгробных памятниках дают основания осторожно предположить, что ареал исследуемой традиции мог затрагивать также и южную часть Подляшья.

На территории Верхнего Понеманья надгробия-колоды, очевидно, распространены не были. Единичные случаи встретились лишь на периферии этого региона (Ляховичский район Брестской и Столбцовский Минской областей). Упоминания по территории Витебщины представляются на данный момент пока как исключение из правил. В принципе, здесь можно брать в расчет только сведения А. Троицкого по Гнездиловскому приходу (ныне в Докшицком районе). Выявленные во время экспедиций Этноисторического центра «Явар» надмогильные памятники в д. Гатьковщина Оршанского района по своему стилю следует все же отнести к типу надгробий-домиков. Хотя Верхнее Поднепровье может теоретически рассматриваться в качестве второго вероятного ареала распространения в прошлом надгробий-колод, исходя из приведенных ранее сведений Е. Тышкевича и ссылки на фотоснимок А. К. Сержпутовского с колодой на могиле из нынешнего аг. Сава в Горецком районе, однако сведения по этому региону пока слишком немногочисленны.

Также из представленных данных очевидно, что для большей части Беларуси в свое время были более характерны надгробия-домики (хатки, теремки), ареал распространения которых был очень широк: схожая традиция была типична также и для ряда неславянских народов на территории России. Этот тип памятников пересекается с ареалом распространения надгробий-колод только в его периферийной части. Последнее обстоятельство может быть аргументом в пользу предположения Г. А. Цыхуна об экспансии на Полесье формы надмогильных сооружений в виде домика, где эта традиция столкнулась с более реликтовым типом надгробий в виде бревна. Во всяком случае, представленные картографические данные слабо согласуются с мнением Ю. И. Крашевского о том, что надгробия-колоды были лишь более бюджетной заменой-аналогом традиционному надгробию-домику у небогатых слоев населения.

Надгробия-доски (плахи) представлены на территории Беларуси спорадически, не образуя единого ареала. Правда, здесь можно говорить о наличии разрозненных локальных мини-традиций, вопрос о которых требует отдельного рассмотрения.

Таким образом, собранные данные, рассмотренные в первом приближении с разделением архаичных форм надгробных памятников на три условные группы, позволили выделить основной ареал распространения надгробий-колод на территории Западного Полесья. Дальнейший более углубленный обзор традиции по ареальному распределению форм колод и их номинаций может принести не менее интересные результаты.

Отдельно следует отметить, что надгробия-колоды были известны не только в полесском регионе. Так, например, в современное время такие надмогильные колоды были зафиксированы в Забайкалье – в Красночикойском районе Читинской обл. (д. Архангельское), где появление данного обычая было связано с белорусскими переселенцами. Здесь одновременно с установкой крестов на могилы клали «деревянные чурочки длиной немного более полуметра, по виду напоминающие небольшой гроб» [2]. На этих колодочках вырезали соответствующие надписи: фамилию, имя, отчество, года рождения и смерти [52]. Тема экспорта рассматриваемой традиции, связанного с миграционными процессами, также заслуживает отдельного внимания.

Экспедиции Проекта «Уфоком»

В свете собранных данных по ареалу распространения надгробий-колод автором настоящей статьи были начаты также полевые исследования, призванные пополнить имеющиеся на данный момент сведения, а также зафиксировать современное состояние этой традиции.

В течение 2017–2018 годов в рамках Проекта «Уфоком» было проведено 24 экспедиции¹⁹, во время которых было обследовано 115 населенных пунктов по теме архаических форм деревянных надгробий. Полностью были выполнены планы исследований по Жабинковскому, Малоритскому и Кобринскому районам, обследована южная половина Дрогичинского района, частично затронут Брестский район, выборочно – населенные пункты Пружанского, Березовского, Ивацевичского, Пинского районов Брестской обл. и Столбцовского Минской обл. (см. рис. 22).

Так как исследуемая традиция установки на могилах надгробий-колод была полностью вытеснена современными каменными и бетонными надмогильными памятниками и на данный момент деревянные надгробия встречаются на отдельных сельских некрополях лишь как реликты, была выбрана стратегия сплошного обследования существующих кладбищ с сопутствующими опросами местного населения. В связи с масштабностью исследуемой территории и ограниченностью возможностей целенаправленные опросы проводились лишь в тех населенных пунктах, по которым имелись данные о существовании искомой традиции здесь в прошлом, либо в случае непосредственного обнаружения указанных архаических форм надгробий.

В рамках данной исследовательской темы были поставлены следующие задачи:

- выявление региональных очагов, где традиция установки надгробий-колод сохранялась до наиболее позднего времени;
- определение нижней хронологической границы бытования данной традиции по датируемым захоронениям с надгробиями-колодами;
- изучение закономерностей ареального распространения отдельных типов надгробий-колод;
- уточнение ареалов распространения различных номинаций для данного типа надгробий;
- фиксация различных локальных мини-традиций, связанных с этим типом надгробий;
- запись меморатов о традиции установки надгробий-колод.

Из промежуточных результатов, полученных за два года исследований, можно озвучить следующие:

1) Деревянные надгробия в виде колод, брусьев, досок были обнаружены в следующих населенных пунктах. Малоритский район: Черняны (21 шт.). Жабинковский район: Мыщицы (3), Бусни (1), Старое Село (1), Чижевщина (1). Кобринский район: Новоселки (5), Мазуры (1), Хабовичи (1). Дрогичинский район: Кублик (42), Заречка (25), Беленок (10), Белин (6), Вулька Попинская (1), Вулька Радовецкая (1), Пигановичи (1), Хидры (1). Ивацевичский район: Речки (около 60), Гутка (33), Гортоль (25), Телеханы (1).

Рис. 22. Результаты экспедиционных поисков Проекта «Уфоком» за 2017–2018 годы.

 

2) Удалось обозначить мини-ареал распространения надгробий в виде «доски-плахи», называемых столами или застолами, о которых упоминал Н. И. Толстой применительно к Жабинковскому и Кобринскому районам. Из конкретных населенных пунктов им была названа только д. Перки²⁰ [45]. В д. Бусни Жабинковского района удалось опросить информанта [ГОП], помнящего о данной традиции. Здесь эти колоды называли столами (сти^ыл). Они изготавливались из дуба, не красились, иногда, если позволяли средства, на поверхности вырезалось имя и годы жизни покойного. Стол устанавливался на могиле вместе с дубовым крестом в период до наступления годовщины смерти. В поминальные дни на нем расстилали самотканое полотенце и выставляли выпивку и закуску. На кладбище в д. Бусни удалось обнаружить лишь одну доску-плаху. От этого же информанта были получены сведения о существовании такой же традиции в д. Черевачицы Кобринского района, что подтвердилось при посещении этого населенного пункта: хоть на кладбище и не удалось обнаружить остатков деревянных надгробий, однако случайно встреченные поблизости люди подтвердили, что когда-то здесь на многих могилах лежали «доски». Также доски-плахи были обнаружены на кладбищах в следующих деревнях Жабинковского района: Мыщицы (3 шт.) (рис. 23), Чижевщина (1) и, вероятно, Старое Село (сгнившие остатки одной предполагаемой доски-плахи). Встреченные надгробные плахи-столы имели следующие размеры: длина от 115 до 135 см, ширина 30–35 см, толщина 8–10 см.

Рис. 23. Плаха-стол на кладбище д. Мыщицы Жабинковского района. Фото В. Гайдучика, 2018 год.

 

Также, вероятно, в ареал этой традиции можно включить д. Малые Радваничи Брестского района, где, по воспоминаниям опрошенного старожила [КОМ], на местном старом и уже недействующем кладбище некогда имелись деревянные колоды-надгробия. Как они назывались по-местному, ему припомнить не удалось, но при опросе информант использовал лексемы дуб, дубына и проводил аналогии со столом: «и вжэ той дуб так яки, стул то як то бы, положылы на зэмлю», «робылы самы, самы люды... топором, да... як стол», «ну, когда-то говорылы, значить: покойнику надо стол, кушали там што...».

3) Захоронения с надгробиями-колодами в 13-ти случаях удалось датировать по указанным на сопутствующих памятниках датам смерти: 1945 год (д. Заречка²¹, Дрогичинский район), 1935 (д. Хабовичи, Кобринский район), 1963 (д. Новоселки, Кобринский район), 1953, 1959, 1960, 1964, 1966 (д. Речки, Ивацевичский район), 1966, 1986, 1987, 1992 (д. Гутка, Ивацевичский район). Захоронение с доской-плахой в д. Бусни Жабинковского района датируется 1959 годом. В своей монографии «Беларускія народныя крыжы» М. Романюк сообщал, что, по собранным им экспедиционным данным, последний в Беларуси приклад был установлен в 1953 году в д. Маково Ганцевичского района [32]. Очевидно, это утверждение касалось лишь тех населенных пунктов, что были обследованы автором, который не смог охватить своими исследованиями весь ареал распространения рассматриваемой традиции. Новые собранные данные показывают, что затухание этого обычая территориально происходило неравномерно и в некоторых местах он сохранялся вплоть до начала 1990-х годов.

4) Выше было описано упоминание Ф. Вислоуха о том, что дубовыми колодами приваливались только могилы мужчин, в то время как женские захоронения обозначались лишь крестом с повязанным на нем льняным фартуком [77]. Сведения о такой же традиции нами были зафиксированы от жителей д. Заречка Дрогичинского района во время экспедиции Проекта «Уфоком» № 203 (2017). Информант сообщил, что здесь дубовые колоды (нарубы) клали только на могилы мужчин [КАД]. Осмотр местного кладбища подтвердил их слова: тут были обнаружены три парных (семейных) захоронения внутри металлических оград, где нарубы лежали только на одной из двух могил. Можно предположить, что в расположенной неподалеку д. Беленок того же Дрогичинского района (экспедиция № 238 (2018)) придерживались тех же правил: на предположительно парных могилах можно было видеть ту же картину, только сделать однозначный вывод по данному поводу представлялось затруднительным ввиду отсутствия в этих случаях оград, выделяющих семейные захоронения. Старожилов в данном населенном пункте, к сожалению, обнаружить не удалось. Доска-плаха на кладбище д. Бусни Жабинковского района лежала также только на мужской могиле внутри семейного захоронения, обозначенного оградкой²². В других же местах, даже в близлежащих от Заречки деревнях, надгробия-колоды обнаруживались и на женских захоронениях.

5) По своим формам обнаруженные во время экспедиций надгробия-колоды в большинстве своем относились к наиболее типичным формам: различной степени обработки фрагменты древесных стволов – как прямые бревна и брусья, так и с выступающим суком и суком-крестом (с поперечной перекладиной). Но попадались и довольно интересные экземпляры. Так, в д. Хабовичи Кобринского района единственный сохранившийся наруб имел в нижней своей части выступающее продольное ребро-киль, которым он опирался на поперечные подпорки, а боковые нижние грани были украшены резными насечками. В д. Черняны Малоритского района были выявлены деревянные надгробия, представляющие собой сочетание нарубов с другими типами надгробий. Например, на двух захоронениях с нарубами на головном конце последних сверху вдобавок были прикреплены деревянные стелы с крестами (рис. 24 а, в). Еще на одном захоронении у головного торца наруба был прикреплен низенький деревянный крест, вырезанный из цельной доски (рис. 24 б).

Рис. 24. Нарубы в д. Черняны Малоритского района. Зарисовки В. Гайдучика.

 

Заключение

Представленный в настоящей публикации обзор источников показывает, что первые упоминания о надгробиях-колодах начинают появляться уже со второй четверти XIX века в произведениях жанра документальной прозы (Ю. И. Крашевский). С развитием этнографической науки в Российской империи и началом изучения традиционной культуры населения белорусских земель их количество соответственно нарастает, встречаясь уже в специализированной литературе историко-археологического и этнографического характера. В дореволюционный период появляются первые зарисовки и фотоснимки, фиксирующие белорусские архаические типы надгробных сооружений. Первая обстоятельная публикация, специально посвященная полесской похоронно-поминальной обрядности и уникальным надгробным памятникам появилась в немецкой печати в 1920 году (Ф. Кульрих) и была основана на материалах, собранных в период Первой мировой войны. В межвоенный период, когда Западная Беларусь оказалась в составе Польши, материалы о полесских надгробных памятниках продолжают появляться и далее, преимущественно в трудах польских исследователей. При этом возрастает доля источников краеведческого характера. В послевоенное время, начиная с 1960–1970-х годов, изучение традиционной культуры полесского региона продолжается уже в рамках диалектологических и затем этнолингвистических экспедиций, которые дали новую порцию материалов по теме архаичных форм надгробий. Заложенные московской этнолингвистической школой подходы продолжают развиваться и в современное, постсоветское время. На основе накопленных за этот период материалов стали появляться первые попытки обобщения собранных сведений по архаичным типам надгробных памятников.

Очевидно, что работа по обобщению всех материалов по рассматриваемой в рамках данной публикации темы еще далека от завершения. Можно предполагать, что в поле нашего зрения не попали еще многие малоизвестные источники дореволюционного и межвоенного времени, которые еще только предстоит выявить. Много нового можно обнаружить и в еще неопубликованных материалах современных исследователей. Но рассмотренный на данном этапе материал уже дает достаточно репрезентативные для первичного картографирования данные, позволяющие сделать определенные выводы об основном ареале бытования исследуемой традиции и его периферии.

Результаты двухлетних полевых исследований автора, проводившихся в рамках Проекта «Уфоком», показывают, что, несмотря на то, что еще авторы XIX века говорили о затухании традиции установки на могилах надгробий-колод и надгробий-домиков, и по сей день на некоторых сельских полесских кладбищах их все еще можно обнаружить, а среди местных жителей найти информантов, которые могут сообщить интересные сведения по поводу этого обычая. Именно сейчас наступило время, когда можно еще собрать последние крохи сведений об этой уникальной традиции и зафиксировать на фотоснимках последние ее реликты, пока еще не уничтоженные силами природы или рукой человека.

Сноски

12. Праздник поминовения усопших, отмечающийся в четверг пасхальной недели [17].
13. В виде бревна: Радваничи (Брестский район); Еремичи, Онисковичи, Хабовичи (Кобринский); Спорово (Березовский); Именин, Заречка, Симоновичи (Дрогичинский); Гортоль (Ивацевичский); Мохро (Ивановский); Камень, Ковнятин, Кончицы, Ласицк (Пинский); Люсино (Ганцевичский); Бостынь (Лунинецкий) – Беларусь; Боровое (Заречнянский), Жолкины (Владимирецкий) – Украина. В виде бревна и домика: Синкевичи (Лунинецкий); Хоростов (Солигорский) – Беларусь. В виде домика: Сварицевичи (Дубровицкий) – Украина [35].
14. Эти сведения из с. Щедрогор не были включены в перечень населенных пунктов для картографирования ареала распространения архаических надгробий-колод, так как в данном случае не говорилось об установке колоды в качестве надгробного памятника.
15. Гощево, Стайки (Ивацевичский район); Еленово, Жичин, Здитово, Костюки, Лисичицы, Маневичи, Мостыки, Мошковичи, Нивы, Пересудовичи, Пески, Пузи, Соболи, Спорово, Стригинь, Хрисо, Шилинок, Ястребель (Березовский район); Чернеевичи, Заеленье (Дрогичинский район); Вартыцк (Ивановский район).
16. К схожему мнению приходит и В. Конобродская (Свительская), полагая, что в результате утраты словом клада первоначальной связи с некоторыми древними погребально-обрядовыми реалиями произошла трансформация его в приклад, прикладина, кладочка для обозначения новых реалий – надмогильного сооружения в виде колоды или дощечки [18].
17. Автор благодарит Л. В. Дучиц за предоставленные снимки из личного архива и разрешение на их публикацию.
19. По сообщению Л. В. Дучиц, выявленные в д. Гатьковщина архаичные надгробия, хоть и были изготовлены из выдолбленной изнутри колоды, но по своему виду более близки к типу надгробий-домиков.
20. Экспедиции Проекта «Уфоком» №№ 186, 189, 190, 193, 195, 196, 200, 203, 205 (2017 год), 210, 211, 214, 215, 216, 219, 222, 223, 225, 226, 229, 231, 235, 236, 238 (2018 год). Участие в них приняло более 15 человек, которым автор выражает свою признательность за помощь, особенно наиболее активным участникам – Ольге Мартинковской, Дмитрию Бородаченкову, Наталье Семенюк, Денису Лучицу.
21. В этой деревне кладбище отсутствует; видимо, местные жители хоронили своих покойников на некрополе д. Черевачицы того же Кобринского района.
22. По сообщению информантов из этого населенного пункта, они ставили наруб на могиле своего деда в 1970 году.
23. В данном случае женское захоронение датируется 1970 годом (прошло 11 лет после смерти супруга), и, вероятно, отсутствие деревянного надгробия может также объясняться угасанием традиции здесь к указанному времени.

Список информантов

ГОП – Гелах О.П., 1931 г. р., д. Бусни Жабинковского района Брестской обл., зап. В. Гайдучик в 2018 году.
КАД – Ковальчук А.Д., 1951 г. р., д. Заречка Дрогичинского района Брестской обл., зап. В. Гайдучик, Д. Бородаченков в 2017 году.
КОМ – Кузьмицкая О.М., 1930 г. р., д. Малые Радваничи Брестского района Брестской обл., зап. В. Гайдучик в 2017 году.

Литература

1. Беларусы ў фотаздымках Ісака Сербава. 1911–1912 = The Belarusians in the photos by Isaac Serbau = Baltarusiai Isako Serbovo metų fotografijose / склад. В. А. Лабачэўская; гал. рэд. Т. У. Бялова. – Мінск: Беларуская Энцыклапедыя імя П. Броўкі, 2012. – 456 с.
2. Белорусы в Сибири: сохранение и трансформация этнической культуры / Е. Ф. Фурсова, А. В. Титовец, А. А. Люцидарская и др. – Новосибирск: Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН, 2011. – 424 с.
3. Богданович, А. Е. Пережитки древнего миросозерцания у белоруссов. Этнографический очерк / А. Е. Богданович. – Гродно, 1895. – 186 с.
4. Булгаковский, Д. Г. Пинчуки. Этнографический сборник. Песни, загадки, пословицы, обряды, приметы, предрассудки, поверья, суеверия и местный словарь / Д. Г. Булгаковский. – СПб., 1890. – 200 с.
5. Волков, Ф. Старинные деревянные церкви на Волыни / Ф. Волков // Материалы по этнографии России. – СПб., 1910. – Т. 1. – С. 21–44.
6. Вярэніч, В. Л. Палескі архіў / В. Л. Вярэніч. – Мінск: ІП Вараксін, 2009. – 692 с.
7. Грунтоў, С. У. Палескія могілкі сяла Чучэвічы ў фатаздымках і запісах А. К. Сержпутоўскага / С. У. Грунтоў // Традыцыі і сучасны стан культуры і мастацтва: зборнік дакладаў і тэзісаў VI Міжнароднай навук.-практ. канф. (Мінск, 19–20 лістапада 2015 г.) / гал. рэд. А. І. Лакотка. – Мінск: Права і эканоміка, 2016. – С. 560–562.
8. Дучыц, Л. Сакральная геаграфія Беларусі / Л. Дучыц, І. Клімковіч. – Мінск: Літаратура і Мастацтва, 2011. – 384 с.
9. Зеленин, Д. К. Описание рукописей Ученого Архива Императорского Русского Географического Общества / Д. К. Зеленин. – Петроград: Тип. А. В. Орлова, 1914. – Вып. 1. – Х, 484 с.
10. Ильенков, В. Нарубы / В. Ильенков // Пінскі веснік. – 1998. – 29 мая (№ 42). – С. 6.
11. Ильенков, В. Языческий след полесского некрополя / В. Ильенков // Заря. – 1999. – 29 июня (№ 71). – С. 2.
12. Ильенков, В. Языческий след полесского некрополя (нарубы деревни Паре) // Загароддзе-2: матэрыялы навук.-краязнаўч. канф. «Палессе – скрыжаванне культур і часу» (г. Пінск, 25–27 верасня 1999 г.). – Мінск: Тэхналогія, 2000. – С. 159–160.
13. Ільянкоў, В. Л. Нарубы вёскі Парэ / В. Л. Ільянкоў // Памяць: гіст.-дакум. хроніка Пінскага раёна. – Мінск: БЕЛТА, 2003. – С. 538–540.
14. Карский, Е. Ф. Белоруссы / Е. Ф. Карский. – М., 1916. – Т. 3: Очерки словесности белорусского племени. – XIV, 557 с.
15. Касьпяровіч, М. Віцебскі краёвы слоўнік (матар’ялы) / М. Касьпяровіч; пад рэд. М. Я. Байкова, Б. І. Эпімаха-Шыпілы. – Менск: ARCHE, 2011. – 371 с.
16. Климчук, Ф. Д. Погребальная лексика в белорусских говорах / Ф. Д. Климчук // Балто-славянские этнокультурные и археологические древности. Погребальный обряд. – М., 1985. – С. 50–51.
17. Климчук, Ф. Д. Специфическая лексика Дрогичинского Полесья / Ф. Д. Климчук // Лексика Полесья. Материалы для полесского диалектного словаря. – М.: Наука, 1968. – С. 20–78.
18. Конобродська, В. Л. Полiський поховальний i поминальнi обряди: етнолiнгвiстичнi студiї / В. Л. Конобродська. – Житомир: Полiсся, 2007. – Т. 1. – 352 с.
19. Котляревский, А. О погребальных обычаях языческих славян / А. Котляревский. – М., 1868. – 14, 252, 38 с.
20. Крачковский, Ю. Ф. Быт западно-русского селянина / Ю. Ф. Крачковский. – М., 1874. – 212 с.
21. Лабачэўская, В. А. Вясковыя могілкі: зрубныя надмагіллі (па матэрыялах усходніх раёнаў Віцебскай вобласці і Магілёўскага Падняпроўя Беларусі) / В. А. Лабачэўская // Беларускае Падзвінне: вопыт, методыка і вынікі палявых даследаванняў: зб. навук. прац рэсп. навук.-практ. семінара (Полацк, 20–21 лістап. 2008 г.). – Наваполацк: ПДУ, 2009. – С. 195–204.
22. Ластоўскі, В. З мінуўшчыны. Старасельскі магільнік / В. Ластоўскі // Крывіч. – 1924. – № 1. – С. 4–6.
23. Леванцэвіч, Л. В. Атлас гаворак Бярозаўскага раёна Брэсцкай вобласці. Лексіка / Л. В. Леванцэвіч. – Брэст: БрДУ імя А. С. Пушкіна, 2001. – 135 с.
24. Ляшкевіч, А. Засолка гуркоў: фота Хамянтоўскай і рэцэпт Цюндзявіцкай / А. Ляшкевіч // Новы час online [Электронны рэсурс]. – Код доступу: https://novychas.by/kultura/zasolka-hurkou-fota-hamjantouskaj-i-recept-cjundz. – Дата публікацыі: 18.10.2018.
25. Материалы к словарю полесской этнокультурной лексики (опыт компьютерной обработки восточнославянской диалектной лексики) // Восточнославянский этнолингвистический сборник. Исследования и материалы. – М.: Индрик, 2001. – С. 300–431.
26. Нагорнюк, О. Картографування явищ поховально-поминальної атрибутики на межі західного і середнього Полісся / О. Нагорнюк // Проблеми етномузикології. – 2011. – Вип. 6. – С. 104–112.
27. Нагорнюк, О. Матеріали до картографування явищ поховально-поминальноï атрибутики та уявлень пов’язаних з кладовищами Середнього Полісся / О. Нагорнюк // Наукові записки. – Рівне, 2008. – Вип. VI. – С. 235–239.
28. Нагорнюк, О. Народна топографія / О. Нагорнюк // Етнокультура Рівненського Полісся / упор. В. П. Ковальчук. – Рівне: ПП ДМ, 2009. – С. 231–256.
29. Палессе Луізы Бойд = Polesye of Louise Boyd = Полесье Луизы Бойд = Polesie Louise Boyd: фотаальбом / аўт.-уклад. Э. Злобін, Д. Кісель. – Пінск: Б. и., 2015. – 162 с.
30. Памяць: гіст.-дакум. хроніка Маларыцкага раёна / рэд.-укл. В.Р. Феранц. – Мінск.: Ураджай, 1998. – 535 с.
31. Равяка, Р. Палескія вёскі ў аб’ектыве нямецкага вайскоўца / Р. Равяка // Наша ніва [Электронны рэсурс]. – Код доступу: http://nn.by/?c=ar&i=136733. – Дата публікацыі: 09.10.2014.
32. Раманюк, М. Беларускія народныя крыжы: манаграфія / М. Раманюк. – Вільня: Наша ніва, 2000. – 222 с.
33. Раманюк, М. Беларускія народныя надмагіллі / М. Раманюк // Беларусіка = Albaruthenica 6. Беларусь паміж Усходам і Захадам: праблемы міжнацыян., міжрэлігійн. і міжкультур. ўзаемадзеяння, дыялогу і сінтэзу. – Мінск.: ННАЦ імя Ф.Скарыны, 1997. – Ч. 1. – С. 259–265.
34. Саланевіч, В. А. З лексікі гаворкі вёскі Чухава Пінскага раёна / В. А. Саланевіч // Скарбы народнай мовы: дыялекталагічны зборнік / рэд. Л. П. Кунцэвіч. – Мінск: Права і эканоміка, 2005. – С. 136–143.
35. Свительская, В. Л. Опыт картографирования полесского погребального обряда / В. Л. Свительская // Славянский и балканский фольклор: этнолингвистическое изучение Полесья. – М.: Индрик, 1995. – С. 188–208.
36. Сербов, И. А. Белоруссы-сакуны. Краткий этнографический очерк / И. А. Сербов // Сборник отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. – Петроград, 1915. – Т. 94. – № 1. – XVII, 180 с.
37. Сербов, И. А. По Дреговичской области летом 1911 г. / И. А. Сербов // Записки Северо-Западного отдела Императорского Русского географического общества. – Вильна, 1912. – Кн. 3. – С. 304–320.
38. Сербов, И. А. Поездка по Полесью летом 1912 г. / И. А. Сербов // Записки Северо-Западного отдела Императорского Русского географического общества. – Вильна, 1914. – Кн. 4. – С. 70–102.
39. Сержпутоўскі, А. К. Палешукі-беларусы: этнаграфічны нарыс / А. К. Сержпутоўскі; пер. з рус. С. Грунтова. – Мінск: Беларуская навука, 2018. – 173 с.
40. Слоўнік беларускіх гаворак паўночна-заходняй Беларусі і яе пагранічча: у 5 т. / рэд. Ю. Ф. Мацкевіч. – Мінск: Навука і тэхніка, 1984. – Т. 4: П–С. – 616 с.
41. Стоянов, Г. Оригинальные надгробные памятники / Г. Стоянов // Природа и люди. – 1913. – № 3. – С. 47–48.
42. Сысоў, У. М. Беларуская пахавальная абраднасць: структура абраду, галашэнні, функцыі слова і дзеяння / У. М. Сысоў. – Мінск: Навука і тэхніка, 1995. – 182 с.
43. Татур, Г. Х. Очерк археологических памятников на пространстве Минской губернии и ее археологическое значение / Г. Х. Татур. – Минск, 1892. – II, 276 с.
44. Толстая, С. М. Полесские поверья о ходячих покойниках / С. М. Толстая // Восточнославянский этнолингвистический сборник. Исследования и материалы. – М.: Индрик, 2001. – С. 151–205.
45. Толстой, Н. И. Избранные труды. В 3 т. / Н. И. Толстой. – М.: Языки русской культуры, 1997. – Т. 1: Славянская лексикология и семасиология. – 520 с.
46. Трафімчык, А. В. Словы з вёскі Вялікія Кругавічы Ганцавіцкага раёна / А. В. Трафімчык, В. Я. Чабатарэнка // Скарбы народнай мовы: дыялекталагічны зборнік / рэд. Л. П. Кунцэвіч. – Мінск: Права і эканоміка, 2005. – С. 144–156.
47. Троицкий, А. Уклад / А. Троицкий // Литовские епархиальные ведомости. – 1875. – № 18. – С. 153–155.
48. Цыхун, Г. А. Полесские нарубы (лингвоэтнический аспект) / Г. А. Цыхун // Язык культуры: семантика и грамматика. – М.: Индрик, 2004. – С. 466–475.
49. Шмат, Д. М. Тэксты з вёскі Вяз Пінскага раёна / Д. М. Шмат // Скарбы народнай мовы: дыялекталагічны зборнік / рэд. Л. П. Кунцэвіч. – Мінск: Права і эканоміка, 2005. – С. 332–334.
50. Шпилевский, П. М. Белоруссия в характеристических описаниях и фантастических поверьях (родины и крестины, похороны и поминки) / П. М. Шпилевский // Пантеон. – СПб., 1856. – Т. XXV. – Кн. 1. – Отд. III. – С. 1–30.
51. Эремич, И. Очерки Белорусского Полесья / И. Эремич // Вестник Западной России. – Вильна, 1867. – Т. III. – Кн. VIII. – С. 107–133.
52. Юмсунова Т. Б. Обряжение и проводы покойников у семейских Забайкалья / Т. Б. Юмсунова, А. П. Майоров // Живая старина. – 2000. – № 1. – С. 10–13.
53. Янчук, Н. А. По Минской губернии (заметки из поездки в 1886 г.) / Н. А. Янчук // Труды этнографического отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. – М., 1889. – Кн. IХ: Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России. – Вып. 1. – С. 57–112.
54. Chłopicki, E. Pińszczyzna, notatki z teki podróżnej / E. Chłopicki // Kłosy. – 1886. – T. XLII. – № 1078. – S. 113, 120, 123; № 1079. – S. 140; № 1080. – S. 149–150.
55. Falkowski, J. Notatki etnograficzne z Polesia. Cmentarze / J. Falkowski // Wiadomości ludoznawcze. – Łódź, 1933. – Zesz. 1–2. – S. 21–29.
56. Frankowski, E. Krzyże kamienne i domki drewniane na cmentarzach poleskich / E. Frankowski // Ziemia. – 1925. – № 6–8. – S. 134–136.
57. Friedrich Kullrich // Wikipedia [Elektronische Ressource]. – Zugangscode: https://de.wikipedia.org/wiki/Friedrich_Kullrich. – Zugangsdatum: 21.01.2019.
58. Grodzicki, L. Województwo poleskie: szkic turystyczny / L. Grodzicki. – Warszawa, 1935. – 36 s.
59. Hejke, K. Polesie / K. Hejke. – Poznań: Wyd-wo Zysk i S-ka, 2009. – 216 s.
60. Jeleńska, E. Wieś Komarowicze w powiecie Mozyrskim / E. Jeleńska // Wisła. – 1891. – Т. 5. – S. 290–331, 479–520.
61. Konopnicka, M. Obrazy wiejskie / M. Konopnicka. – Warszawa, 1939. – 159 s.
62. Kośko, S. Cmentarz na Polesiu / S. Kośko // W Poleskiej kniei. – 1938. – № 7. – S. 24–27.
63. Kraszewski, J. I. Czercza mogiła: powieść / J. I. Kraszewski. – Lwów; Warszawa, 1872. – 141 s.
64. Kraszewski, J. I. Dola i niedola. Powieść z ostatnich lat XVIII wieku / J. I. Kraszewski. – Warszawa, 1864. – T. 1. – 235 s.
65. Kraszewski, J. I. Wspomnienia Polesia, Wołynia i Litwy / J. I. Kraszewski. – Wilno, 1840. – T. 1. – 232 s.
66. Kullrich, F. Grabschmuck aus Baumstämmen im Polissje / F. Kullrich // Zentralblatt der Bauverwaltung. – 1920. – № 45. – P. 286–290.
67. Marczak, M. Przewodnik po Polesiu / M. Marczak. – Brześć n/Bugiem, 1935. – 160 s.
68. Moszyński, K. Polesie Wschodnie: materiały etnograficzne ze wschodniej części b. pow. Mozyrskiego oraz z pow. Rzeczyckiego / K. Moszyński. – Warszawa, 1928. – XVI, 328 s.
69. Ossendowski, F. A. Polesie / F. A. Ossendowski. – Poznań, 1934. – 208 s.
70. Rąkowski, G. Czar Polesia / G. Rąkowski. – Pruszków: Rewasz, 2001. – 600 s.
71. Rocznik ziem wschodnich i kalendarz na rok 1937. – Warszawa, 1936. – S. 41.
72. Rozanów, M. Powiat prużański (szkic historyczny) / M. Rozanów. – Prużana, 1935. – VIII, 143 s.
73. Sawicki, L. Notatki krajoznawcze z terenu obecnej Nowogródczyzny / L. Sawicki // Ziemia. – 1929. – № 21. – S. 370–375.
74. Tyszkiewicz, E. Opisanie powiatu Borysowskiego pod względem statystycznym, geognostycznym, historycznym, gospodarczym, przemysłowo-handlowym i lekarskim. Z dodaniem wiadomości: o obyczajach, spiewach, przysłowiach i ubiorach ludu, gusłach, zabobonach i t. d. / E. Tyszkiewicz. – Wilno, 1847. – III, 446, 44, IV s.
75. Tyszkiewicz, E. Rzut oka na źródła archeologii krajowej, czyli opisanie zabytków niektórych starożytności, odkrytych w zachodnich guberniach Cesarstwa Rossyjskiego / E. Tyszkiewicz. – Wilno, 1842. – VIII, 64 s.
76. Witanowski, M. R. [Odpowiedzi na pytanie: XIII. Pamięć o zmarłych] / M. R. Witanowski // Wisła. – 1894. – T. VIII. – S. 151.
77. Wysłouch, F. Na ścieżkach Polesia / F. Wysłouch. – Londyn, 1976. – 160 s.
78. Zienkiewicz, R. O uroczyskach i zwyczajach ludu pińskiego, oraz o charakterze jego pieśni / R. Zienkiewicz // Biblioteka Warszawska. – 1853. – T. 1. – S. 104–133.

Автор благодарит Л. В. Дучиц за оказанную помощь в поиске источников по данной теме, а также В. Алексинского за помощь в переводе с немецкого языка публикации Ф. Кульриха.

Статья написана на основе доклада, озвученного 2 февраля 2019 года на конференции «Таинственная Беларусь».