Полтергейст в тундре
О том, как злые духи «оживили» чукотскую ярангуМы уже несколько раз поднимали на нашем сайте тему случаев полтергейста, произошедших в не совсем привычной этноконфессиональной среде. К примеру, рассказывали о случае буйства духов в юрте в Якутии (Республики Саха) и проделках чутгуров в Дзун-Чойре (Монголия). Сегодня мы хотели бы рассказать о сходном по своей фактуре происшествии, имевшим место на Дальнем Востоке РФ.
Известный этнограф и писатель Владимир Германович Тан-Богораз однажды стал очевидцем общения чукотской шаманки Тылювии со сверхъестественными силами. Эта история нашла отражение в документальном рассказе «На реке Россомашьей» [3], опубликованном предположительно в 1899 году. Интерес для исследователей представляет описание действий чукотских «шумных духов» в яранге – традиционном переносном или стационарном жилище этого малочисленный коренного народа крайнего северо-востока Азии.
Автор описывает, что в то время проживал на расстоянии около 600 километров от Колымы в верховьях реки Росомашьей, у восточной границы чукотских стойбищ. В это время чукчи, по их выражению, бежали «от злого Духа Болезни». На самом деле – это было одно из обычных на полярном северо-востоке простудных поветрий, прокатившихся по реке Колыме. Поэтому и перемещались местные жители, покидая старые районы. Автор также кочевал между здешними стойбищами, так как дальше на восток ехать было невозможно. Вот как раз в одном их таких стойбищ ему и пришлось «укрепить свой дух пред оглушительным треском бубна во время торжественного служения духам».
Стойбище Акомлюки находилось на правом берегу реки Росомашьей. Именно здесь Владимир Германович впервые познакомился с Тылювией или иркаляуль – т. е. мужчиной, принявший на себя роль женщины и исполнявший ее вполне добросовестно, до самых последних подробностей жизни. Как правило к такому образу жизни склоняют именно духи. Находясь в ее яранге, автор попросил продемонстрировать ее шаманское мастерство. Та стеснялась и долго отнекивалась, но, наконец, согласилась.
Оглушительная дробь коротких и частых ударов раскатилась над нашей головой и загремела, отскакивая от тесных стенок мехового ящика и как будто стремясь найти себе выход и вырваться наружу.
– Гоу, гоу, гоу, гоу! – запела Тылювия, старательно выделывая голосом какой-то необыкновенно сложный напев, весьма напоминавший вой метели на тундре. – Боб-бо, боббо, боббо, боббо!.. Гоу, гоу, гоу, гоу!
По обычаю чукотских шаманов, Тылювия пользовалась бубном как резонатором, то держа его перед самым ртом, то отводя его вверх и вниз и отклоняя под самыми различными углами. Ятиргин и Айганват поощряли её установленными возгласами сочувственного удивления.
– Гычь! Гычь!.. Правда!..
Благодаря акустическим свойствам полога звук голоса Тылювии совершенно утратил локализацию, и мы перестали связывать его с тем определённым местом на левой стороне, где сидела шаманка. Большей частью он казался исходящим из независимого центра, находившегося приблизительно посредине потолка, потом облетал полог справа налево и слева направо, кружился над нашей головой, бился об стены. Голос Тылювии становился громче и громче, стук колотушки превратился из частой дроби в непрерывный грохот, а духи действительно не хотели приходить. […]
Из противоположного угла полога послышались такие странные неожиданные звуки, полузадыхавщиеся, проникнутые неизъяснимым хрипением, которые, конечно, могли принадлежать только духу.
– Это её муж! – сказал мне Ятиргин тихонько. – Другой муж, настоящий!.. Вот послушай только что будет!..
Голос другого мужа, несмотря на свою сверхъестественность, имел довольно заметное сходство с голосом Тылювии. Он был такой же сиплый, простуженный, раздаивавшийся каким-то хрипучим шёпотом вместо полного звука. Тылювия не замедлила объяснить нам причину этого сходства.
– Он говорит, что простудился и хворал, оттого сначала не хотел приходить, – пояснила она непонятные слова духа. – А разве вы тоже простуживаетесь? – прибавила она со смехом.
В ответ раздался хриплый ряд непонятных, с трудом выдавливаемых слов, на этот раз уже из другого угла. Дух успел переместиться и теперь находился у моих ног.
– Зачем ты ходишь? – с неудовольствием сказала Тылювия. – Будет тебе!
Вот, дохни на бубен!
Раздалось резкое дуновение невидимых губ. Перепонка бубна вздрогнула и щёлкнула, бубен подскочил и ударился об низкий потолок.
– Ого! – сказала Тылювия.
Вслед за этим раздался такой оглушительный грохот обеих колотушек, что я невольно зажал уши.
– Слышишь? – сказал Ятиргин. – Совсем другой бубен!..
Бубен действительно сделался звончее прежнего, треск колотушек теперь раздавался с такой силой, что я положительно опасался за целость зыбкого мехового потолка над нашей головой.
Побарабанив немного вместе с Тылювией, её таинственный супруг из другого мира удалился в направлении, противоположном тому, откуда пришёл, и последний звук его голоса опять раздался на неизмеримой высоте, за пределами шатра, но уже слева. Вслед за ним явился последовательно целый ряд духов, представших перед нами в бесконечном разнообразии звуков.
Хриплое карканье ворона начиналось чуть слышно вдали и, постепенно приближаясь, врывалось в полог, как буря, налетало на бубен с громким хлопаньем крыльев, поднимало неистовый стук запасной колотушкой и уносилось в ночную даль. Волчий вой доносился из глубины земли, потом становился ближе, раздавался в самом пологе и, побарабанив на бубне, в свою очередь удалялся в вышину. Невидимый пёс являлся на зов шаманки и с такой силой отряхивался над бубном, что стены полога вздрагивали и тряслись. Самые неестественные голоса прилетали с различных сторон, гремели, хрипели, ворчали и выли в разных углах полога, блуждали взад и вперёд, произносили отрывистые фразы на непонятном языке и опять улетали в пространство. Излишне говорить, что два голоса никогда не раздавались в одно время и что шаманская песнь Тылювии раздавалась только в промежутках между звуками «вольных голосов». […]
Многие, в виде особой любезности, предлагали нам послушать «их дыхание» и с этой целью затягивали свои напевы, которые, впрочем, ничем не отличались от напевов самой Тылювии. Два духа с холерическим темпераментом, почти одновременно явившиеся с противоположных сторон, затеяли перебранку на чистейшем чукотском диалекте и под конец даже собирались драться, но были остановлены увещаниями шаманки. Иные из духов проявляли проказливость нрава.
Они швыряли и перетряхивали посуду, плескали водой из котла в разные стороны, выдёргивали из-под нас постели, даже кидали в нас неизвестно откуда взявшимися поленьями. Один раз невидимая рука совсем приподняла полог над нашей головой, и мы на мгновение увидели тусклый свет звёздной ночи, вливавшийся в высокий шатёр сквозь дымовое отверстие. Всё это время рука Тылювии не переставала стучать в бубен, свидетельствуя о том, что вдохновенная не принимает никакого участия в этих проделках. Если бы не оригинальность обстановки, можно было бы подумать, что находишься на спиритическом сеансе, где-нибудь за много тысяч километров от этой полярной пустыни [3].
В пологе Тылювии однозначно хозяйничали кэле (kelet) – злые (чаще всего) духи болезней. Сам Тан-Богораз пишет, что они делятся на три класса: 1) те, что невидимо витают в пространстве и охотятся за человеческими душами и телами; 2) кровожадные каннибалы, которые живут или до сих пор жили где-то на отдаленном берегу; 3) «духи», которые прилетают на зов шамана и помогают ему в его колдовстве и врачеваниях. Похоже, что в цитируемом отрывке речь здесь идет именно о третьем классе. Автор даже пишет о том, что они хотели бы помочь в исцелении какого-либо больного, но его под рукой не оказалось, а «натравливать» духов на своих врагов люди в тот момент не решились [1: 12].
Об агрессивных кэле известно, что они живут на пустынных местах, далеко от людских поселений. Там они, согласно представлениям местныз жителей, нападают на одиноких прохожих, ловят или невидимо пристают и следуют за ними до стойбищ, где для них всегда найдется богатая добыча. Они прячутся в ямы, в расщелины скал или в трещины льда и оттуда нападают на неосторожных путников. Злые духи пугают людей так, что с ними начинаются припадки, или насилуют женщин, которых находят спящими одиноко вне дома (тут, вероятно, речь идет о неком аналоге инкубов/суккубов) [1: 13–14]. Чаще всего, кэле, конечно, ограничиваются болезнями, но иной раз способны и пошалить в доме, заставляя плясать различные предметы.
Как отмечает Т. Муравьева, любопытно, что автор вышепривденного отрывка, убежденный материалист, несмотря на ироничность тона даже не пытается дать увиденному рациональное объяснение [2: 36]. Если это даже и была своебразная «игра», о которой заранее были осведомлены участвовавшие в ней люди, то вряд ли мы об этом уже когда-нибудь узнаем.
Литература
1. Богораз В. Г. Чукчи / Под ред. Ю. П. Францова. Л.: Изд-во Главсевморпути, 1939. Т. 2: Религия. 196 с.
2. Муравьева Т. От хозяина тайги Дуэнте и шаманки Кытны до духов вулканов и мухоморных девушек. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2024. С. 36.
3. Тан-Богораз В. Восемь племен. Воскресшее племя: Романы, рассказы / Сост. Е. А. Куклиной; Посл. Вл. Муравьева. Иркутск, Вост.-Сиб. кн. изд., 1987. 576 с.
1
